― Мы как минимум два года жили по соседству с мумией.
― С мумией? Юля!..
― Ага. С самой настоящей. В каморке через стену от нас умерла одинокая бабка, но из-за микроклимата в доме она после смерти не разложилась, а мумифицировалась. Во всём доме ни у кого не было кондея, зато топили печки, причём не только дровами, но и картоном, бумажками, чуть ли не пластиковым мусором... Помножь это на количество лекарств, которые бабка, пока жива была, литрами выпивала. Представь себе всю эту теплофизику и биохимию. Она ещё при жизни мумифицироваться начала, не иначе. Стойкий запах корвалола аж в подъезде чувствовался. Но зато запах мумии не чувствовался, он слабее.
― Юля. Юля. Какой он, запах мумии?
― Как бы тебе объяснить? Это не похоже на запах трупа. Это что-то среднее между запахом горелого хлеба, горелого сахара и горелой резиновой игрушки с пищалкой. У нас его можно было унюхать лишь в одном-единственном месте - из розетки, которая была в стене между бабкиной каморкой и нашей гостиной. И только тогда, когда в розетку ничего не было включено. Мы унюхали под Новый Год, когда ставили ёлку, делали в гостиной небольшую перестановку и телевизор с DVD из той розетки выдернули, чтобы туда ёлочную гирлянду включать. Мумия у нас новогодняя была, как подарок от лавкрафтовского Деда Маразма.
― А как вы догадались, что у вас за стеной - мумия?
― Заподозрили сразу же. Бабку то ли с сентября, то ли с октября никто не видел во дворе. Запах - тоже не похожий на те, что из-за её двери годами доносились. Странный запах. Не лекарств, не навоза, не гнилой капусты. Что-то новенькое. Но ментам мы не сообщали. Папа боялся, что они начнут вместе с бабкиной каморкой наши комнаты проверять и что-нибудь незаконное у нас найдут. Так и продолжали жить. А что? Ближайших родственников у бабки не было, вспомнить о ней некому было. Вместо квартиры - каморка с удобствами на улице. Квитанциями об оплате коммуналки у неё весь почтовый ящик был забит, но почтальонам пофигу было, они просто делали свою работу. Трупной вони в доме не было, участкового ничем не озадачивали. Участковый вообще в ту каморку к мумии нечаянно попал: вместе с понятыми искал пацана-призывника, который от военкомата прятался, перепутал дом “А” с домом “Б”, давай к бабке в дверь долбиться, а дверь и сломалась.
― Юля. Мне очень интересно... Детей-дошкольников обычно всячески оберегают от инфы о трупах, о мумиях... А у вас прямо так, при тебе, и говорили о том, что в соседней квартире творится?
― Меня, может, и хотели уберечь, но я с детства очень любопытная была. Уже после Нового Года, когда ёлку убрали и телек на место поставили, я постоянно под ним ползала, шнур из розетки вытаскивала, нюхала розетку и думала: чем же это пахнет? Кипящим квасом, который на солнцепёке перестоял? Горелым хлебом? Или, может, упревшей резиной? А папа мне: «Юлька! А ну брысь оттуда! Там же за стеной злая мумия лежит, через все розетки трупным ядом дышит-пышет, как живая!». Ту бабку же, пока она живая была, пол-улицы ведьмой считало. Бабка во всё чёрное одевалась и суму перемётную таскала, в которой вместе с лекарствами то полынь была, то зонтики от борщевика, а однажды - вообще ворона дохлая. В каморке у неё целые связки полыни, крапивы и дохлых лягушек висели, просто всё ими увешано было. Менты с санитарами там пригнувшись ходили, чтобы головами обо всё это не задевать.
― Лягушки?.. Юль, это точно ведьма, если она где-то столько лягушек нашла. Всё, что в центре города - это же сплошные сопки и море, какие тут лягушки?.. Юля. Это, чтобы до первых лягушек дойти, надо обогнуть всю сопку, потом спуститься к таможне, где наполовину разобранный “Кадиллак” 1980-х годов стоит, как из видеоклипов... Потом - по куче пешеходных виадуков дойти до управления Водоканала. И вдоль железной дороги - до пятиэтажек на шоссе... Там же Алёша Ресторан когда-то в детстве жил?.. Подземная речка Голубиночка, которая где-то внутри сопки начинается, в катакомбах под статуей Будды, и которая ещё под несколькими проспектами в бетон замурована, возле шоссе на поверхность вытекает. И только там первые лягушки начинаются. Это там же, прямо над речкой, был заброшенный гараж, где у Алёши штаб был и дохлые кошки на полках лежали? С ножами в них?.. Юля. Я вот прикинула. Нам с тобой не меньше часа бы понадобилось, чтобы от уткинских улиц до речки быстрым шагом дойти, и это только туда... А обратно, в сопку - это же ещё дольше! А она спокойно ходила туда и обратно? Вся такая сгорбленная, с перемётной сумой, во всём чёрном?.. Юля. А как ты думаешь - там, у речки и у гаражей, или ещё дальше, в паровозном депо, у всех городских ведьм и колдунов никаких шабашей не было? Вдоль речки Голубиночки - ни одного завода, только депо, а вода в ней много раз в цвет крови окрашивалась... Об этом даже в газетах писали! А интересно, маленький Алёша не мог там первые уроки своей боевой магии брать? Юля, как думаешь?
― Думаю, мог. А вообще город у нас такой, что в каждом райончике можно боевым магом стать. И везде что-то ведьминское найдётся. Где-то они шабаши проводят, где-то шаманские грибы собирают и лягушек ловят, а где-то - живут. И по-любому у них где-то есть места компактного проживания, но это, я думаю, в пригородах.
― Юль. А там, где ты раньше жила, на уткинских улицах,... Это единственная такая бабка была? Или ещё были?
― Единственная. Да и то папа не верил в то, что она - ведьма. А мама верила. Спорили вечно из-за этого. Папа такой: «Не ведьма, а просто душевнобольная!». Типа сама не знает, для чего на улицах дохлых ворон подбирает, сорняки рвёт и во всё чёрное одевается. И ведьмы типа не пьют столько лекарств, у них свои, колдовские зелья есть. А из-за этой вон весь подъезд корвалолом провонял. Но мама ему: «Нет, это ведьма!». Аргументирует ему, что лекарства можно не только от болезней пить. Можно и вместо еды употреблять, если весь организм заколдован. Потом, когда бабка померла и высохла в собственной каморке, папа новый аргумент привёл: «Ведьмы так ни с того, ни с сего не помирают!». А мама ему: «Нет, это ведьма!». Разве может простой человек после смерти самомумифицироваться? Вместо того, чтобы просто разложиться? Два года спорили, пока менты не взломали каморку с мумией. И спор с новой силой продолжается. Папа: «Это не ведьма, а душевнобольная в очень тяжёлой стадии!». И свою теорию мумификации выдвигает: слишком много корвалола, нафталина и формалина было выпито, пустыми пузырьками вся каморка завалена. А мама ему: «Скажешь, не ведьма?!». В каморке ещё ядовитой травы на сто лет вперёд насушено, лягушни насушено, хлебных батонов насушено... На подоконнике и на столе почерневших и позеленевших батонов штук 20 насчитали, кажется. Для чего бы оно всё понадобилось? Не важно кому, даже душевнобольному?
― Юля. Мне кажется, что мама права. Целые связки полыни и сушёных лягушек - это не просто шиза... Это уже колдовскими ритуалами отдаёт.
― И я больше с мамой соглашусь. Там, в каморке, не только сушёных лягушек нашли. Там ещё нашли кучу герметично закупоренных баночек: на дне баночки - слой поролона, в поролоне зубочистки и булавки торчат, а на них пауки наколоты, шмели, бабочки... И на самих баночках наклеены восьмиконечные православные кресты, из синей изоленты. Не похоже на обычную старческую шизу. А ещё нашли старый альбом с фотографиями. Там, говорят, были фотки казаков, матросов, детей в матросских костюмчиках, а ещё была одна фотка китайца с косичкой и в национальном костюме Цинской империи. Все фотки - очень плохо сохранившиеся, пожелтевшие, отсыревшие, рассыпавшиеся. Между страницами то квашеная капуста была, то мухомор раздавленный. И сам альбом валялся под раковиной, в сырости. Но мумифицировалась бабка бы и так, без колдовства. Одного корвалола там...
― А я бы хотела взглянуть на те фотки. Юль! А ты хотела бы?
― Ещё бы! Хотела. Хоть мама меня и пугала ведьмами, мне всё равно любопытно было. Особенно хотелось взглянуть на фотку китайца: какие в Цинской империи национальные костюмы были? Что-то мне подсказывало, что красивее, чем наши сарафаны и кокошники. А то, что фотки дома у ведьмы были... Так я с детства я привыкла к тому, что меня кто-то и кем-то пугает. Мама - ведьмами. Дед - фашистами. Папа - мумиями. И все вместе - ментами. Ещё меня американцами пугали, но ментами пугали чаще. Скрепы в семье так и...
― Юля, я поражаюсь таким родителям... Девочку надо воспитывать ничего не боящейся, смелой, уверенной в себе! Чтобы могла не только за себя постоять, но и мужчинами манипулировать. А они - пугали...
― Что не убивает - делает сильнее. Что пугает, но не до заикания - делает смелее. С ментами именно так и было. Мама пугала, что они в свои “бобики” сажают не только преступников, но и тех, кто из дома убегает. Это когда я на взрослых обижалась и говорила, что из дома убегу, как в фильме про беспризорников. А папа пугал, что если я в детском садике опять с мальчишками подерусь и кого-нибудь очень сильно изобью, то воспитательница вызовет в садик ментов. Менты меня, конечно же, арестуют и в наручниках из группы выведут. И наручники у них не только обычные, но и детские всегда с собой есть.
― Охренеть... Юля! Они, когда тебе такое говорили, хоть думали, что это может не пройти бесследно для детской психики?!
― Не, не думали. Для их психик очень многое бесследно не проходило, вот и для моей пусть не пройдёт, по их мнению. Детские наручники у ментов - это ещё что... Папа всю жизнь боялся, что менты зайдут к нам домой и найдут у нас что-нибудь незаконное. И постоянно меня поучал: «Про это никому не говори! Про то не говори! Язык за зубами держи! А не то они к нам придут!». И пугал, что если его арестуют, то деда, маму и меня арестуют вместе с ним. И меня, шестилетнюю, в СИЗО привезут, ко взрослым мужикам в камеру бросят...
― Юля! Ты сама представляешь, насколько это параноидальная картина?!
― Конечно! Это сейчас без смеха вспомнить и представить невозможно. Мне 6 лет: бантики, платьице, плюшевый пони в руках... Помнишь, который у меня на пианино стоит? Сейчас он молчит, а тогда, когда его мне покупали, он на батарейке был и пел песню “У пони длинная чёлка из шёлка”, если его в руки брали и встряхивали. И такую меня вталкивают в камеру следственного изолятора! Наркоманы, воры, убийцы, пьяные бомжи, авторитеты с куполами и “Век воли не видать!” во всю грудь окружают меня, отбирают у меня плюшевого пони и начинают рвать его в клочья, а я реву - «Дяденьки, не надо!». А ещё где-то прессуют моих родителей. С деда срывают все флотские юбилейные ордена и медали - “100 лет Цусимскому сражению”, “300 лет русскому флоту” - и на пол их бросают, ногами топчут. Дедовский мичманский кортик об колено ломают. Маму в СИЗО обстригают налысо. Папу пытают, как в фильме про гестаповцев, и выспрашивают у него - что ещё незаконное дома есть?
― Юля... А как ты думаешь? Твой папа мог держать в доме что-нибудь незаконное? Из-за которого боялся копов домой пускать?.. Ну... Например, литературу там какую-нибудь запрещённую? Листовки? Плакаты? Он же Лимонова очень уважал, так? А Лимонов в это время сам в тюрьме сидел? Или позже? Юля, не помнишь? А может, оружие в доме было? Или наркотики? Папа же мог чего-нибудь употреблять? Он же тебя то мумией пугал, то в туалете пнуть хотел...
― Оружия точно не было. Наркотиков... О! Знаешь, что у него уже тогда, во второй половине 1990-х, могло быть? Детское порно! Точнее - порно с девочками от тринадцати лет. Он этот возраст допустимым для секса считает. Вторичные половые признаки появляются? Сиськи растут? Значит, уже можно. О том, что в женском организме ещё созреть должно, он не в курсе. Тупо потому, что его собственный организм - не женский. Он обо всём судит по себе: если сам в 13 лет впервые подрочил - значит, и девочки в этом возрасте уже должны быть готовы. Постоянно приводит в пример, что в XIX веке в этом возрасте уже замуж выходили и детей рожали. И “возраст согласия” считает одним из видов капиталистической эксплуатации. По его убеждению, глобальный рынок внаглую забрал себе в собственность сексуальную жизнь всех несовершеннолетних и распоряжается ею, чтобы те как можно дольше не могли создать своих семей и только потреблять-покупать могли. Ну не бред?
― Бред. Да ещё какой!.. Он, когда XIX век вспоминает, хотя бы догадывается, что там, где матери в 13 лет - это норма, старухи в 30 лет тоже нормой будут?.. И у него это...
― Куча факторов указывает на то, что мой папа во второй половине 1990-х уже вовсю по лоликону отрывался. У него персональный компьютер появился раньше, чем у Артура. В университете у себя выкупил старый, списанный комп по дешёвке. И ни одной игры туда нельзя было записать - весь жёсткий диск был чем-то под завязку забит. Интересно, чем? К интернету мы подключены не были, семейные фотки на компе не хранились, громоздких презентаций в майкрософтовских программах папа не делал. Ну а про игры я уже сказала. И документы там редко печатались, всё на бумаге было. Звуковой карты и той не было, музон не послушаешь и видео не проиграешь. Остаётся только порно, в jpeg-формате. Комп убитый вусмерть, грузился по пол-часа и грелся, как чайник. Из-за такого даже тогда, в 1990-х, к нам в дом никто бы не полез. Но папа мне строго-настрого запрещал говорить кому бы то ни было о том, что у нас дома компьютер есть. Ни в детском саду, ни на улице. Он его и из универа домой вёз не в коробке, а в полосатом бауле “мечта оккупанта”. Завёрнутым в несколько курток и одеял. Чтобы никто из соседей не прочухал, что это комп куплен.
― А на последующих компьютерах... Ничего подозрительного не было?
― Было, естественно! Снова и снова - минимум свободного места на жёстком диске, больше одной игры не установить. При этом не самая дешёвая видеокарта куплена, явно не для игр и не для единственной дочери. Куча проигрывателей видео установлена, а видеофайлы ни при мне, ни при маме не просматривались. Почему же?
― Юля, а ты историю на папиных компьютерах просматривала?
― История - вот это уже самое интересное. Когда я в универ поступила, мы там в кабинете информатики любили историю на компах просматривать: что же искали в Яндексе студенты с других потоков, которые из сёл понаехали и у которых в общаге с интернетом проблемы были? “Дебильные фотографии птиц”, “Судья Дредд где купить наркотик рапид как достать”, “Порно проститутки изнасилование она затолкала ему в рот платок трусы носки лифчик прокладки тампоны туалетную бумагу подожгла”... Ты только представь себе, с кем я на одном факультете училась! Да и дома не спокойнее было. Дома и историю просматривать не получалось: каждый раз - всё подчистую. Весь “Темп” почищен, все куки почищены. Как будто бы это не домашний компьютер, а офисный. Или универовский, на котором студенты научились-таки историю чистить. Папа реально боялся перед кем-то спалиться...
(с) отрывок из книги
